«Это он про Кристину, — сразу же понял Роумэн. — Он мягко стелет, этот Макайр, но держится абсолютно точно. Он прекрасно понимает, с чем я пришел, и он работает свою линию поведения мастерски. Я правильно сделал, что не отдал ему всю цепь Гаузнера, она еще пригодится мне, если придется идти ва-банк. Ох, лучше бы мне не пришлось идти ва-банк, но ведь он подталкивает меня к тому, чтобы я сказал ему про Кристу. А что если он лгал в шифровке и ему известно, что «некоей неустановленной женщиной» — агентом Гаузнера была не кто-нибудь, а Криста, которая стала моей женой? Все, что происходило до того, как она приняла мою фамилию, было моим личным делом, и я мог послать каждого куда подальше: не суйте нос в мою личную жизнь; есть вопросы по существу — задавайте, отвечу, но не подглядывайте в замочную скважину, это недостойно нашего образа жизни».
— Это мужественно и достойно, — медленно затянувшись, согласился Пол. — Друзья вас поймут, но вряд ли вы делитесь с ними государственными секретами… Дело не в ваших друзьях или родных. Если существует утечка информации, то искать надо где-то здесь, в этом здании.
— Если она есть, — кивнул Макайр. — Вы правы, педалируя на спасительном «если». Мы не вправе поддаваться панике и скатываться в тотальное недоверие друг к другу. Тогда нельзя работать, упаси нас бог от подозрительности, это к добру не приводит… Тем не менее, — Макайр ослепительно улыбнулся, — я позвонил маме, она у меня родом из Голландии, и спросил, кто ее посещал в последние годы из валлонцев, черт их всех знает, гестапо работало там во время оккупации очень лихо, глядишь, и зацепили кого…
«Он подталкивает меня к тому, чтобы я сказал о Кристине, — снова подумал Роумэн. — Это он не про себя сказал, он врет, что спрашивал маму о ее родственниках, это он спрашивал меня. Ай да Криста, ай да умница, как же она пронзительно и трагично предсказала, что, открыв ему все, я стану обыкновенным офицером разведки, перевербовавшим вражеского агента. А ведь я должен сказать, иначе придется жить с динамитом под кроватью… Я должен, он загнал меня в угол — правда, с моей подачи: если бы я не начал игру, отправив ему шифровку из Мадрида, он бы молчал. А он давит. Но тогда, выходит, я попал в десятку? Зачем бы ему иначе давить? Нападают только в том случае, если видят угрозу, — особенно в нашей работе».
— Мне бы хотелось послушать ваши рекомендации, Роберт. Что мне делать? Как будем играть? — спросил Роумэн.
— Хм… Думаете, я готов к ответу? Да и потом вы сильнее меня в разведке, за вами не только фронт, но и нацистская тюрьма, вы видели их во всех обличьях… У вас есть какие-нибудь предложения? Я не верю, что вы пришли ко мне без какого-то, хотя бы даже прикидочного, плана.
— У меня есть план.
— Какой?
— Ждать.
— Хотите вернуться в Испанию?
— Черт его знает…
— Вы готовы втянуться в игру? Если она действительно начнется? Или склонны к тому, чтобы отдать ФБР первого же человека от них, если он придет к вам?
— Зависит от вас. Если вы сочтете игру заслуживающей интереса, я поступлю так, как вы прикажете.
Макайр поморщился:
— Пол, мы в достаточной мере добро относимся друг к другу… Я не могу вам приказывать… Я могу рекомендовать, но только после того, как выслушаю вас и поделюсь вашей новостью с высоким шефом.
— Заместителем государственного секретаря?
— Видимо, да, вы того заслуживаете… Не допускаете мысли, что в Мадриде была какая-то темная афера?
— Все допускаю.
— Мне только не ясно — если поверить, что на вас действительно вышла какая-то тайная нацистская организация, — чего они от вас хотят? Ну, хорошо, компрометация: вы их старый агент, завербованный еще в гестаповской тюрьме, сломленный на пытках, контакт возобновлен после войны; служите за деньги; гонорар достаточно высок; все понимаю, но ведь каждая разведка обязана ставить перед любым агентом — а уж такого уровня, как вы, и подавно — конкретную задачу. Если бы они ориентировали вас на что-то — одно дело, можно было бы просчитать, кого интересует та или иная информация… А здесь все непонятно… «Организация Верена» предполагает, что Гаузнер мог быть русским агентом… Мог… Они не употребляют императива, сослагательное наклонение…
— Вы этому верите?
Макайр неожиданно жестко ответил:
— Сначала я хочу поверить всему, что исходит от немцев, чтобы потом, после проверки, не верить ничему.
— Значит, вы хотите, чтобы я был им подставлен?
— Боюсь, что это необходимо.
— На чем есть смысл подставиться?
— Я сейчас не готов к ответу… Может быть, атомная индустрия — это особенно интересует русских…
— А немцев?
— Они раздавлены, Пол. Им не дотянуться, нет необходимой экономической мощи, Германия превращена в картофельное поле Европы…
— Ой ли?
— Лично я был бы рад этому.
— Я тоже. Но жизнь отучила меня от иллюзорного мечтательства. Надо жить реальностью.
— Что ж, попробуем… Наших противников не могут не интересовать вопросы обороны, позиции Штатов в Латинской Америке, Китае, Греции, Италии… Это основные узлы, где сейчас скрещиваются наши интересы с русскими…
— Вы все же склонны считать визит Гаузнера и его коллег акцией русской секретной службы? Немцев отводите?
— Ни в коем случае. Я отвожу их — с вашей, кстати, подачи — только от атомного проекта и Китая. Греции, впрочем, тоже. Латинская Америка и Рим вполне могут интересовать их, там остались их опорные базы… От кого вы получили информацию по Гаузнеру, Пол? Может быть, нам стоит начать поиск, исходя именно из этого? По Брунну-Штирлицу — он, кстати, исчез из Мадрида — мы еще поговорим… Вы, случаем, не от него получили информацию на Гаузнера?