— Он сказал, что дело надо обсмотреть со всех сторон, потому что нам придется вмешаться во внутренние дела других стран. А для меня Испания сейчас не страна, а поганый застенок. И чем активнее мы туда вмешаемся, тем будет лучше и для испанцев, и для нас, американцев. Я очень хочу, чтобы мы были первыми, кто принесет им освобождение…
— А кто может им принести освобождение кроме нас?
— Те же русские.
— У вас есть реальные основания так полагать?
— Их встретят с восторгом… Они там оставили о себе добрую память…
— В Аргентину, конечно, лезть трудно, Пол… Почти невозможно… Наши позиции там весьма шатки… Слушайте, а почему вы считаете, что мы вообще должны лезть? Если вы взяли в кулак такое звено, тогда вся их работа станет подконтрольной. Это же нам в тысячу раз выгоднее, чем разом их всех прихлопнуть…
Роумэн словно бы споткнулся, ответил с болью:
— Именно об этом Макайр прислал мне в Мадрид телеграмму месяцев семь назад.
— Вы так давно вышли на сеть?
— Нет, тогда еще не вышел… Просто он уже тогда считал возможным обращать наци в нашу агентуру…
— Вы с этим не согласны?
— Нет.
— Почему?
— Потому что нацизм — это зараза, Аллен. Это оспа, чума, холера… Они прокаженные, понимаете? Они несут в себе фермент умирания общества… Любого общества… Их надо обезвреживать — чем быстрее, тем лучше…
— Это — как?
— Обезвреживать, — повторил Роумэн, поняв вдруг, что он не готов к ответу, поэтому сказал упавшим голосом: — Обезвреживать, Аллен.
Тот согласно кивнул:
— Прекрасно, прекрасно, с этим я не спорю. Меня занимает тактика, стратегию я приемлю. Что надо сделать? Арестовать? Похитить? Устранить на месте? Требовать вынесения заочного приговора, передав на них информацию в Нюрнберг? Ваше предложение?
— Их надо вывозить… Сюда… Они здесь назовут недостающие звенья… А их звеньев — громадное множество, и они опасны…
— Чем? Помимо того, что нацизм — проказа, чем конкретно они опасны для этой страны?
— Они функционируют не просто так, не абы общаться друг с другом, Аллен…
— Вот я и интересуюсь: во имя чего они общаются? Вы предлагаете заняться выяснением этого вопроса, выкрав их и посадив за решетку. Я предлагаю то же самое, но не выкрадывая их, а внедряя в их сеть наших людей, которые поймут самое важное надолго вперед.
— У вас есть такие люди? — спросил Роумэн. — Назовите их. Я, пожалуй, поддержу такой план, хотя мне он, признаться, не по душе.
— Во-первых, у меня нет людей, потому что я «экс»-разведчик, Пол. Я не у дел, и меня это не очень-то огорчает; работая в моей конторе, я приношу не меньше пользы этой стране, чем в ту пору, когда мы служили в Берне. Если я когда-либо понадоблюсь Штатам, меня позовут, и я не посмею отказаться, хотя, повторяю, я мечтал бы до конца дней моих сохранить ту позицию, которую я теперь занял в бизнесе. Во-вторых, объясните мне, отчего вам этот план не по душе? Только без эмоций, ладно? Про опасность проказы вы говорили, я согласен, но мы с вами привыкли к риску, да и прокаженных лечат врачи, а они тоже люди, как вы и я.
— Они их не лечат. Они смотрят за ними и облегчают страдания. Вылечить проказу нельзя. Мне это дело не по душе потому, что можно упустить время, Аллен. Зараза разрастется. Раковую опухоль надо устранять как можно раньше, пока она не разрослась…
— Позиция, — согласился Даллес. — У вас — своя, у меня — своя. Они, видимо, не пересекаются. Тогда вам надо обязательно, непременно настоять на своем. «Да, конечно, — обязаны вы сказать Макайру, — я подбрасываю вам много хлопот с похищением мерзавцев, да, видимо, мы не имеем права выходить с этим к руководству департамента…»
— Он поправит меня: «Не „мы“, а "я"»…
— Вы обязаны с этим согласиться, Пол. Ведь он скажет правду, если, конечно, скажет… Я продолжу?
Роумэн смущенно улыбнулся:
— Простите, Аллен.
— Пустяки, я понимаю ваше волнение… Мне легче быть хладнокровным, я не перенес ужаса нацистских застенков… Мне, однако, приходилось пожимать руки мерзавцам из СС, смешно оправдываться незнанием, да и вряд ли кто в это поверит… Мне приходилось считать минуты, пока не вымоешь пальцы горячей водой с мылом, — Даллес отщипнул маленький кусочек сыра, положил его под язык, вздохнул. — Буду ходить сюда покупать этот сыр: чертовски вкусно, запах фермы, символ спокойствия, возвращения в детство… Так вот, вы обязаны указать Макайру, что необходимость похищения выявленных вами нацистов продиктована не одной лишь вашей к ним ненавистью, вы в этом не оригинальны, их ненавидит сейчас все человечество, сейчас такого рода ненависть даже поощряется… Нет, дело в том, чтобы преступников открыто назвать преступниками, и это должен сделать не кто-нибудь, а именно мы, наша страна, исповедующая принципы демократии и гуманизма… Нажмите на пропагандистский аспект вопроса. Пол…
— Но тогда Макайр переадресует меня на радио или в «Нью-Йорк таймс», Аллен! Он скажет, что департамент не занимается пропагандой, и будет прав… Если бы вы поддержали меня, Аллен… Достаточно вашего звонка — и Макайр подпишет все, что он должен подписать…
— Думаете, он прислушается к моим словам? — недоверчиво усмехнулся Даллес.
— Он порекомендовал мне встретиться с вами. Вы для него непререкаемый авторитет…
— Сколько времени вам нужно на подготовку операции?
— Все готово.
— Проведете в одиночестве?
— Втроем. Или вчетвером. План разработан, — Роумэн постучал себя по виску, — все здесь, все — до мелочей.