Экспансия — II - Страница 127

127

— Левой рукой выньте ремень из брюк, — тихо сказал Спарк, позволив себе расслабиться еще больше («Лангер будет вытаскивать ремень секунд тридцать — целая вечность»), как можно мягче и тише. «Когда мышцы мягкие, в них происходит интенсивный обмен веществ, они наполняются кислородом и освобождаются от какой-то гадости, я всегда путал эти газы, то ли углекислый, то ли какой еще, но очень вредный… Интересно, я бы вытаскивал ремень так же покорно, как и он? А что можно сделать, если правая ладонь лежит на стекле, ноги стоят на голове телохранителя, в затылок упирается пистолет, а левой корячишься, расстегивая ремень? Ничего бы я не сделал, только, наверное, молил бы создателя, чтобы все это поскорее кончилось. Нет, я бы что-нибудь придумал, — возразил он себе, чувствуя, что веки сами собой закрываются, — если я позволю им закрыться, то, как ни странно, могу вырубиться, — усталость после дикого напряжения, организм отравлен вредными выбросами, производными страха, у меня так бывало, двухминутный сон, а Лангеру нужны секунды на то, чтобы выскочить».

— Все, — сказал Лангер, вытащив ремень. — Дайте гарантию, я готов отвечать.

— Упустили время, — ответил Спарк. — Будете торговаться с Ригельтом: кто больше скажет, тот и останется жить. Надо было говорить сразу, когда я предложил.

Спарк связал ему руки за спиной: Лангер протянул их покорно, вытянув, как ласточка крылья; пальцы были ледяные. «Они у него холоднее, чем у меня, — подумал Спарк. — Я никогда не мог понять, рассматривая фотографии, когда нацисты целили из пистолетов в затылки своих жертв, почему обреченные покорно стоят на коленях? Все равно ведь через мгновение все будет кончено, отчего бы не рискнуть в самый последний миг?! Неужели надежда на то, что все обойдется и случится чудо?! Неужели и логика подчинена надежде?! Глупо надеяться на счастливый исход, когда имеешь дело с гиенами… Но он-то, Лангер, знает, что я не гиена, поэтому, наверное, и надеется… Я правильно поступил, врезав ему в ухо. Я заявил себя на том языке, который ему понятен…»

— Выходите, — сказал Спарк, обойдя машину.

Лангер неловко сполз со своего сиденья.

— Ложитесь лицом на землю, — сказал Спарк.

— Никогда не думал, что у птиц такие разные голоса, — сказал Лангер, прислушиваясь к гомону неведомых пичуг в кронах деревьев.

«Действительно, — подумал Спарк, не сразу поняв немца, — поют разноголосо, а я и не услышал их».

Он дождался, пока Лангер встал на колени (руки-то заломлены за спину), а уж потом медленно опустился на землю, резко откинув голову назад, словно новорожденный. Лишь после этого Спарк взял за волосы кожаного: лицо было совершенно бескровное, синевато-землистого цвета. «А ведь я его убил, — подумал Спарк с ужасом, — я проломил ему череп». Он разжал пальцы, и голова безжизненно плюхнулась в лужицу темной крови. «Надо будет хорошенько вымыть коврик, — машинально подумал Спарк, — а здесь нет водопровода; плохо…»

Он набросил на кожаного свой макинтош, аккуратно расправил его, чтобы не было видно тела, запер дверь, поднял Лангера за воротник пальто и толкнул пистолетом в спину:

— Спускайтесь вниз.

Тот пошел покорно, по-прежнему втягивая голову в плечи.

…Ригельт лежал в той же позе, что и раньше, словно бы ни разу и не пошевелился за время отсутствия Спарка; бледная Криста, с запавшими глазами, цвет лица землистый, старческий, сидела на стуле, сжимая двумя руками пистолет.

— Слава богу, — прошептала она.

— Пристрели его, — сказал Спарк, кивнув на Ригельта. — Он предупредил своего босса. Да, Лангер?! Он ведь очень ловко тебя предупредил?

— Нет! Нет! — завыл Ригельт. — Нет! Я все скажу!

— Пусть скажет! — крикнул Спарк, потому что четко, как в замедленном кадре кино, увидел палец Кристы, лежавший на курке, — сейчас нажмет. — Погоди! Погоди же!

— Хорошо, — кивнула она. — Пусть скажет.

— Если они обменяются хоть одним словом, — сказал Спарк, — пока я приволоку третьего, — стреляй, не дожидаясь моего приказа. На выбор. Лангер, на пол!

Он бросился наверх, вытащил из машины парня, нахлобучив на его безжизненную голову свой берет, чтобы не оставалось кровавого следа, и поволок за ноги в подвал, не понимая еще — мертв он или в глубоком шоке.

— Он мертв, — сказала Криста, не найдя пульса. Рука кожаного упала на пол как кусок мягкого пластилина.

— Так вот, — оглядев Лангера и Ригельта, сказал Спарк, закурив сигарету дрожащими руками, — я даю каждому из вас шанс… Тот, кто первым напишет, за что одним из вас был убит этот парень, выйдет отсюда живым… Ответив перед этим на пять известных вам вопросов. Позиция ясна? Минута на размышление. Текст прост: Лангер или Ригельт — решайте сами, за вами право выбора — убил такого-то, заподозрив его в измене, ударом револьвера в висок, находясь в автомашине марки «Испано-сюиза». Заявляю это в присутствии двух свидетелей… Кто из вас согласится первым, тому я продиктую наши имена, свидетельствовать-то нам, больше некому…

— Я! Я! Я! — закричал Ригельт. — Я же дал вам адрес Лангера!

— И предупредил его, сука, — сказал Спарк. — Если бы ты не предупредил его, он бы не поволок за собой банду.

— Нет! Нет! Пожалуйста! Я не предупреждал его, он сам догадался!

— Правда, Лангер?

— Делайте вашу работу, — сказал тот. — Я сказал свои условия. Стыдно, Ригельт, надо уметь уходить из жизни достойно.

— Господин Лангер, — тихо сказала Кристина, — вам Гаузнер никогда не рассказывал мою историю?

Что-то дернулось в Лангере, когда Кристина произнесла имя «Гаузнер»; это заметил Ригельт.

127